- Эй, Аанор! - окликнула она меня. Я даже вздрогнула, оборачиваясь: кто этот человек, что впервые за полгода моей жизни в Нью-Йорке называет меня по правильно произнесенному, хоть и не на моем языке, имени? От этого мгновения так тягуче запахло океаном, что я на пару секунд подвисла вполоборота, забыв закрыть рот.
Видимо, глаза мои были настолько распахнуты, что моя старая знакомая по досуговой жизни рассмеялась. Мне показалось, что немного нервно, но я не придала этому значения.
- Джульетта? - я усмехнулась тоже, понимая, как я сейчас выгляжу со стороны, поспешно преобразовав глуповато открытый рот в некое подобие ошеломленной улыбки. - Ох, как ты меня славно сейчас назвала, пожалуйста, не бросай это дело! - едва не со слезами на глазах искренне попросила я, подходя к ней и неблагородно взглядывая на часы: до репетиции еще целый час, у меня как раз есть время поздороваться даже в кафе, если эта чудесная ценительница красивой музыки так пожелает.
- Хах, да просто я так подробно тебе расписывала, как меня называть можно и как называют, что вообще не ожидала, что ты запомнишь первоисточник! - снова смеюсь я, попутно приглядываясь к ее изменившемуся немного выражению лица. Что-то в нем жесткое проявилось, чего раньше у Джули не было. Итальянки вообще прекрасны. В них столько всего разного и многогранного скрыто, чего с первого взгляда не разглядеть...
Она отвечает мне, что не надо распинаться, когда представляешься, и я знаю, что она права.
- Ты куда-то идешь целенаправленно или просто гуляешь? - склонив голову набок, соглашаюсь я. На улице стоять прохладно, и я раздумываю - уйти с прохода внутрь или отойти за угол, чтобы поговорить, если придется.
- Хм... Просто так, - воровато обернувшись, бурчит она, и я понимаю, что кафе - вот правильный шаг.
- Слушай! - подскакиваю я к моей любимой театралке, ухватившись за подол своей мутоновой шубки. - У меня целая куча времени до репетиции! Зайдем в шоколатерию? - указываю я рукой в дальний угол соседнего квартала. - Там такое волшебное пирожное стали печь! Раскупают на раз, только успевай запасаться...
Жюльетт была не против, хоть и информацию про пирожное восприняла рассеянно, будто и не слушала меня вовсе. Она была на взводе, а еще напугана, хоть ни за что не призналась бы себе в этом. Она была сердита и очень несчастна, хотя улыбалась шире обычного и щебетала погромче весеннего скворца.
- Джульетта... - горячий шоколад был еще слишком горячим, чтобы пытаться его пить, как по мне, но вполне приятным, чтобы погреть о стенки его сосуда руки. Не поднимая глаз от белоснежной фарфоровой чашки с нежным золотым узором, я начала краснеть. - Что-то не так? - у меня у самой сердце будто сорвалось и упало со стуком на пол. Представляю, как чувствовала себя Жюльетт от этого прямого вопроса. Ведь она не стала переспрашивать, как могла бы, не стала просить уточнить, что я имею в виду, задавая такой вопрос. Она сразу сникла и выдохнула, упрямо сжав брови на переносице и уткнувшись взглядом в столешницу. За окном пошел снег, впервые за сегодня, а Жюльетт впервые в жизни хотела мне сказать что-то важное, из ее жизни, а не из мира искусств.
Красивая девушка, и я совершенно ее не знаю. Чувство беспомощности и полного дружеского дилетантства накрыло меня с головой. Ведь она не обязана мне ничего рассказывать, не обязана доверять.
- Я сбежала из дома, - тихо произносит она, и я в ступоре хлопаю ресницами и неосознанно заглядывая под стол: не появилось ли там каким чудом чемоданов. Ее отец казался мне при первом знакомстве не из таких, кто позволит словосочетанию «сбежала из дома» просуществовать в действительности дольше пары часов.
- Как давно? - сипло и не сразу отозвалась я.
Вместо ответа она поднимает на меня полные растерянной неуверенности глаза. И это так жутко. Джульетта, принцесса бомонда, - и в таком неуклюжем состоянии, без вещей, даже без этой своей сумки-балетки... У нее вообще сейчас есть с собой деньги, чтобы за шоколад заплатить? Думаю, нет. Я невольно вспоминаю, сколько у меня в кошельке наличными и успокоенно выдыхаю: я совсем недавно разменяла десятку.
- Господи, что же такое там у тебя произошло? - неконтролируемым потоком слов выливается из меня на выдохе основная мысль.
- Давнишняя история! - резко отмахивается она, давая понять, что она обязательно расскажет, как только сможет. Но не сейчас, не при людях.
Ее взгляд тут же извиняется за грубость интонации, и я с сочувствием опускаю глаза. Шоколад в чашке кажется и несладким, и слишком густым, но он очень кстати прикрывает мое неумение вести спасительные беседы. Пирожное передо мной уже не вызывает аппетита. Я то и дело вглядываюсь в лицо Джульетты, которая теперь снова ничем не выдает предмета нашей краткой беседы. Она, смеясь, говорит что-то про прошлогодний Рождественский вечер в пансионе и снова замирает, не закончив мысль.
Она серьезно сбежала. Ее отец, наверное, уже рвет и мечет. Как вот ей предлагать что-то правильное?
- А брат твой знает? Брат ведь у тебя, да?
- Да-а, не сестра, - неопределенно протягивает Жюльетт, щурясь, как от задетой зубами оскомины. - Ладно, - коротко заключает она. - Мне пора.
Я порываюсь вместе с ней и из меня неожиданно вырывается фраза:
- Поживи у меня пока?.. Ну, у нас с тетушкой, - уже тише добавляю я, густо краснея. - Сейчас она, - я бегаю глазами, знаю, но ничего не могу с собой поделать. - в церкви, а после пойдет по своим товаркам разносить подарки, так что я почти до ночи одна... - я заглядываю Жюльетт в глаза и сглаженно жестикулирую: не так часто доводилось мне приютить у себя человека по собственной воле. Совсем никогда. - А когда она придет, уже ни за что не позволит тебе уйти.
Не знаю, что во мне такого было в тот момент, но Джульетта не засмеялась в ответ, не замахала руками и не назвала меня глупышкой, поверившей в невидаль. Ее глаза наполнились слезами благодарности, и я сама за малым сдержалась, чтобы не распустить нюни: я никогда не видела ее плачущей. Только сияющей самоуверенностью и завидным самоуважением.
Репетицию отменили быстро, и это даже не по моей вине: Бобби, как оказалось, запил, так что это не я, а передо мной извинялись. Похоже, моё предложение посильной помощи ближнему одобрено небесами...